Обыкновенные ребята

ВЛАДИМИР ВОЛОДКИН, ТЕОДОР ГЛАДКОВ

Мальчик был как мальчик. Прикрывшись толстой книгой в коричневом переплете, он с увлечением предавался классической игре, известной с древнейших времен школьникам всего мира под романтическим названием «морской бой». Взрослые в нее не играют. Они оставляют ее в детстве, как и многое другое. Некоторые оставляют в нем и способность удивляться. А жаль. Потому что удивление ве­щам, казалось бы, обычным и простым, и есть начало начал.

Удивившись и задумавшись, человек ищет и находит ответы на тысячи «почему». И ставит ответы себе на службу. Один, поймав солнеч­ный зайчик, изобрел фотоаппарат, другой, вслушиваясь в ритм морского прибоя, открыл мир поэзии, третий заставил ту же волну да­вать людям свет и тепло. Удивительно, не правда ли?

Маленький принц из сказки Сент-Экзюпери, своим никем не ограниченным воображением, увидевший сквозь отверстие нарисованно­го ящика живого барашка, о котором он меч­тал, был не большим фантастом, чем любой другой ребенок на земле, чья способность удивляться и любить удивительное встречает понимание и уважение в мире взрослых.

Тринадцатилетний мальчик, игравший в «морской бой», принадлежал именно к таким детям. Книга, которой он во время игры отго­раживался от товарища, была... университет­ским курсом физики. Витя Дебелов, как гово­рят школьники, ее уже «прошел». Прошли книгу и его одноклассники — другие питомцы созданной сибирскими учеными общеобразо­вательной школы, где дети постигают совре­менную науку почти на уровне высшего учеб­ного заведения.

Узнав, что школьный курс тригонометрии Витя Дебелов одолел за три недели вместо положенных двух лет, мы спросили его:

— Ты не устаешь? Он пожал плечами.

— Не знаю...— И добавил: — Это так инте­ресно.

...Перед поездкой в физико-математическую школу Академического городка, расположен­ного в тридцати километрах от Новосибир­ска и в трех с лишним тысячах километрах от Москвы, мы вспомнили книгу лауреата Нобе­левской премии английского физика Джорджа Томсона «Предвидимое будущее». Томсон с горечью рисует неприглядный мир будущего, где властвует интеллектуальная элита и прозя­бает серая, безликая масса людей, к несча­стью своему, не наделенных родителями ни наследством, ни гениальными способностями. С тревогой вопрошает он: что ждет этих лю­дей? Не придется ли нашим правнукам сохра­нить непроизводительные методы организа­ции труда, чтобы обеспечить занятость интел­лектуально менее одаренных людей?

Мы верим в искренность Джорджа Томсона. Его озабоченность за будущее человечества вызывает уважение. Но разделить его песси­мизм мы не можем.

Ну, а все же, что будут делать в будущем люди со «средними способностями»? Ничего. Потому что таких людей, в нынешнем понятии этого слова, попросту не будет. Практика че­ловечества и особенно ярко история социа­листического общества показывают: все лю­ди от рождения наделены способностями. Все дело в том, позволяет ли окружающая соци­альная среда проявить в каждом ребенке эти способности и развить их. Остальное уже — дело техники, то есть методики образования и воспитания.

...Академгородок. Маленький, светлый город с уютными разноцветными корпусами новень­ких— с иголочки — жилых домов и величест­венными зданиями десятков научно-исследова­тельских институтов. Город, который тайга до­верчиво впустила в самые свои дебри, а пол­новодная Обь заботливо омыла бескрайней водной гладью. Город, где средний возраст жителя — двадцать девять лет, а род заня­тий — служение науке.

Не случайно именно в этом юном городе осуществлен великолепный педагогический эксперимент.

Ученые и педагоги сумели найти новые формы и пути развития природных способно­стей детей. Они положили начало решению выдвинутой самой жизнью проблемы модер­низации учебного процесса в средней школе.

Статистика знает все! Она с достоверностью утверждает, что пятилетний ребенок задает взрослым за день 457 «почему». И как часто взрослые дяди и тети отвечают: «Так надо» или «Подрастешь — узнаешь». А ребенок не может ждать, пока он подрастет. Ему нужен ответ немедленно, даже если ответом будет просто «не знаю». Честное «не знаю» никогда не подорвет в глазах ребенка авторитет взрослого.

Но ребенок, 457 раз в день получивший от­вет «так надо», очень скоро прекратит зада­вать вопросы вообще. Мир для него станет ясным, непогрешимым и... скучным. Не случай­но в свое время Александр Герцен писал: «Самое главное не отучить ребенка спра­шивать. Ребенок, который перестал спраши­вать, перестал быть Вашим учеником». При­выкнув верить на слово, ребенок вряд ли на­учится думать самостоятельно. Этого-то боль­ше всего боятся в физико-математической школе люди, создавшие ее и преподающие в ней. Профессора и доктора наук не стесняются говорить ученикам: «Мы этого еще не знаем. Это пока неизвестно. Мы должны еще найти ответ вместе».

Приходилось ли вам получать высокую оценку за неверно решенную задачу? Вряд ли. А вот Саша Черных однажды получил, по­тому что предложенный им ход решения ма­тематической задачи удовлетворил преподава­теля больше, чем обычный правильный ответ. Преподавателю ответ не требовался: он его знал заранее. Ему было важно другое: по­ощрить в ученике самостоятельность мышле­ния.

Из этого исходили при отборе будущих уче­ников ФМШ. Впервые они собрались вместе в летнем физико-математическом лагере в Ака­демгородке два года назад. Впрочем, это не такой уж маленький срок для города, еще не отпраздновавшего свой пятилетний юбилей. Лекции читались в сосновом бору, экзамены порой принимались на берегу Оби. Сейчас в школе 294 мальчика и девочки. Большинство из городов и деревень Сибири, Дальнего Во­стока, острова Сахалин, Казахстана, Крайнего Севера.

Все в этой школе необычно, как и достиг­нутые результаты. Выпускники нынешнего го­да покидают школу со знаниями студентов второго курса физико-математического фа­культета университетов. К тому же они обладают двухгодичным опытом экспериментаторской работы в лабораториях научно-исследовательских институтов Академгород­ка и научной работы в теоретических кружках.

На доске объявлений в вестибюле школы мы увидели расписание работы кружков. Их около тридцати. Вот некоторые из них: кибер­нетика, теория множеств, гидродинамика, на­учная информация, экспериментальная физи­ка, топология, теория игр и линейное програм­мирование, биофизика.

В кружках должны заниматься все, но вы­бор добровольный, здесь судья — собствен­ные наклонности.

Заведующая учебной частью школы Римма Ceменовна Созоненко высказала нам только одно волнующее ее соображение по поводу кружковых занятий: ребята стремятся запи­саться в две-три группы сразу. Дай им волю — не вытянешь из класса до позднего вечера.

Мы сфотографировали Сашу Черных в фи­зической лаборатории, когда ему полагалось отдыхать, в миг поединка с наукой.

Теорема Бэра и «Мадонна» Рафаэля

После недельного пребывания в школе классные доски преследовали нас даже во сне. Но, откровенно говоря, увидеть грифель­ную доску с разноцветными мелками на сте­не уютной гостиной в коттедже профессора Алексея Андреевича Ляпунова... это уже бы­ло слишком. Впрочем, в этой гостиной было много необычных вещей. Стеллажи с коллек­цией минералов, длинные ящики с изумруд­ной зеленью еще не высаженных цветов, с любопытством заглянувший с веранды в широ­кий проем окна телескоп.

За столом расположилось несколько ребят. Сам профессор широкими шагами трениро­ванного ходока мерил небольшое пространст­во комнаты.

Темой заседания кружка была теорема Бэра. В программу университетского курса теории множеств она не входит, Ею занимаются фа­культативно студенты-старшекурсники или ас­пиранты. Разговор шел серьезный, а для нас, непосвященных, загадочный, хотя мы оба в свое время, и не так уж давно, изучали выс­шую математику.

Время от времени в дверь осторожно загля­дывала хозяйка. В комнату доносились аппе­титные запахи остывающего обеда. Но ни крас­норечивые взгляды хозяйки, ни соблазнитель­ный аромат не произвели на собравшихся должного впечатления.

— Теперь вы убедились,— подвел итог Алексей Андреевич,— что, несмотря на разно­образие способов доказательств, мы пришли к одному и тому же выводу. Этим математи­ка и отличается от искусства, в котором нет однозначности, потому что искусство мы не воспринимаем в чисто логическом аспекте. Да, чуть не забыл...— Ляпунов подошел к книжно­му шкафу и достал альбом репродукций кар­тин Дрезденской галереи.

Обед стыл, хозяйка нервничала, разговор продолжался о «Сикстинской мадонне».

Признаемся, что когда мы ехали в Новосибирск, то боялись встретить обыкновенное со­брание вундеркиндов, умеющих дифференци­ровать, разбирающихся в теории относитель­ности Эйнштейна, но не умеющих кататься по лестничным перилам и искренне считающих посещение концертов и художественных вы­ставок всего лишь приятным отдыхом. Роди­лась же почему-то пресловутая проблема «физиков» и «лириков», взаимоисключающая науку и искусство.

В ее ложности и надуманности мы убеди­лись в те минуты, когда старый профессор рассказывал своим ученикам о шедевре Ра­фаэля, «Сикстинская мадонна» спускалась к детским сердцам с неба, и не божество оли­цетворяла она, а гений художника.

И зря расстраивается мама Алеши Жубра, мечтавшая видеть сына профессиональным музыкантом. Алеша выбрал математику, но не забросил скрипку.

Они называют себя «фымышата» — по начальным бук­вам наименования школы: ФМШ. Отсюда родилась их эмблема — мышонок, спрятавшийся за букву «Ф» от чер­ного кота науки. Придумали ее Изя Шмерлер, Гена Ка­зимиров, Рюрик Красноперов и Юра Кульпин из школьной стенгазеты «Резонанс». Но ребята лукавят: на самом де­ле они вовсе не боятся той минуты, когда станут «жерт­вами» науки.

• < Назад
• Вперёд >