Старикин Ю.А. Воспоминания о профессоре Румере Ю.Б.

Судьба меня свела с профессором Ю.Б.Румером летом 1948 года в небольшом сибирском городке Енисейске, где я работал зав.кафедрой физики и математики Учительского института. Однажды директор И.А.Киселев сообщил мне, что в институт на должность профессора кафедры направляется профессор Московского Университета Ю.Б.Румер. О нем я знал только как об авторе статей Физического Словаря. На следующий день в своем кабинете директор представил нас друг другу. Я увидел высокого человека с темным лицом и внимательным взглядом, одетым в ватную куртку и ватные штаны. Чувствовалось, что он очень устал. Мы прошли с ним на кафедру, где я познакомил его с учебной программой по физике.

Ю.Б.Румер был одним из значительной группы политических ссыльных в Енисейске и находился под присмотром местного управления КГБ. Я понимал, что Юрий Борисович нуждается не столько в работе, сколько в простых человеческих отношениях с другими людьми. Поэтому я сразу пошел в управление КГБ и запросил о допустимых формах общения не только на работе, но и в нерабочее время. К счастью, руководитель управления Гринь оказался разумным человеком и приветствовал мои намерения установить между нашими семьями доброжелательные отношения. Это был, пожалуй, единственный мой прямой контакт с начальством КГБ и на протяжении всего пребывания Юрия Борисовича в Енисейске больше не было подобных встреч, хотя с той поры наши семьи были дружны. Жена Юрия Борисовича Ольга Кузьминична и моя жена Ольга Александровна стали близкими приятельницами. В лице моей жены Юрий Борисович нашел внимательного слушателя и почитателя литературной и театральной Москвы. В особенности помнятся воспоминания Румера о Маяковском и Л.Брик. Понемногу исчезала отчужденность Юрия Борисовича. Он стал дружелюбнее и общительнее в коллективе преподавателей.

Лекции Румера Ю.Б. воспринимались студентами с восхищением, ряд студентов стали заниматься с ним в специальном кружке. За весь период работы в институте лишь однажды на госэкзаменах он едва не попал в неудобную ситуацию. Почти все студенты в институте были из дальних сибирских глубинок. Они тянулись к знаниям, но на госэкзаменах проявляли робость, тушевались. Юрий Борисович, слушая их ответы, сильно реагировал - пожимал плечами, лицом выражал неудовольствие, смотрел на меня вопросительно. Другие члены ГЭКа (преподователи литературы, истории, обществоведения), глядя на него, задовали вопросы, ставили тройки и т.д. Я вышел из аудитории, за мой - Юрий Борисович и заявил, что он весь материал читал, а студенты несут всякую ерунду. Я успокоил его и сказал, что он и я знаем наших студентов и их знания. Поэтому следует выслушивать их без всяких эмоций на лице. После этого у Румера на лице не дрогнул ни один мускул, а другие члены ГЭКа стали выводить "пятерки". Мы же с ним ставили те оценки, которые они заслуживали.

После перевода Юрия Борисовича в Новосибирск и назначения его зав.отделом технической физики ЗСФАН СССР он через Министерство просвещения организовал мою командировку в свой отдел для повышение квалификации. Приехав в Новосибирск, я увидел совершенно другого человека - он был полон планов развития лабораторий, в особенности, теоретической группы, в которой собралась талантливая молодежь: В.Покровский , А.Дыхне , С.Саввиных , В.Топоногов и др., которые в дальнейшем стали известными учеными. Подобрались также хорошие кадры в экспериментальной группе, возглавляемой Кривощековым Г.В. Сюда приходили питомцы МВТУ, которые не смогли сработаться с руководством НИИ п/я № 19. Как руководитель отдела технической физики Румер Ю.Б. много внимания уделял кадровым вопросам, технического оснащения экспериментального отдела, планами развития отдела и перспективе создания института.

Но, конечно, львиную долю времени Юрий Борисович уделял своим теоретикам. Часто проводились семинары с обсуждением результатов работ. У теоретиков был довольно свободный режим работы, на что неоднократно указывал отдел кадров. В рабочее время можно было видеть шахматные сражения или исполнение танца "диких индейцев" - признаки получения хороших результатов. А результаты были исключительно плодотворными.

После завершения срока командировки я собирался вернуться в Енисейск. Но в отделе науки и вузов в обкоме партии мне отказали в этом и предложили войти в коллектив отдела, как единственному члену КПСС. Таким образом я стал кем-то вроде ученого секретаря отдела и вместе с Румером Ю.Б. стал работать над решением многих оргвопросов. Добивались финансирования работ, получения новых ставок. Все вместе отмечали памятные дни.

Когда было получено решение о создании ИРЭ, в нашем коллективе появился главбух, бухгалтер, плановик, и мы с Юрием Борисовичем перестали детально вникать в финансовые проблемы Института. Ходили во вновь созданную структуру и наблюдали как три человека целыми днями что-то считают, пишут. Румер при этом разводил руками и удивлялся этой картине. Раньше без всяких расчетов мы знали все о финансировании и кадрах.

После создания ИРЭ Юрий Борисович официально стал директором Института, а я - ученым секретарем и одновременно секретарем парторганизации. Был построен лабораторный корпус ИРЭ. Возрос и объем организационной работы директора - совещания в Президиуме СО АН, решение вопросов отдельных лабораторий института, создание уникальной макетной мастерской, изготавливающей опытные образцы новых электронных приборов. Юрий Борисович часто посещал мастерскую и даже стал проводить в ней обзор международной жизни по материалам зарубежной печати.

Иногда случались и забавные случаи. Как-то Юрий Борисович забыл дома пропуск и вахтер его не пропустил в институт. Юрий Борисович вернулся домой за пропуском, а вахтеру объявил благодарность за проявление бдительности.

Второй случай произошел с Юрием Борисовичем, когда он "по примеру" многих начальников решил употребить "крепкое выражение" в разговоре с одним сотрудником, допустившим нарушение дисциплины. В результате весь Институт хохочет целый день. Очевидно, ему не дано было стать "как все директора" - слишком культурным и интеллигентным человеком он был.

К сожалению, дальнейшее расширение Института часто шло вопреки желанию Юрия Борисовича. Вновь созданные отделы стали требовать себе львиную долю финансирования, без каких-либо серьезных обоснований. Например, проф. Смирнов не согласился с решением Ученого совета и стал требовать дополнительного финансирования за счет других подразделений. И когда на заседании партбюро я потребовал от члена партии Смирнова подчиниться решению Ученого совета, он демонстративно вышел из состава партбюро. А потом написал на меня жалобу в ЦК. Как я узнал позднее, жалоба была передана в Новосибирский обком и ее рассмотрели в парткоме СО АН. Смирнов был вызван в ЦК и от него потребовали забрать жалобу и больше не заниматься подобными вещими.

В свете такой ситуации в Институте Юрий Борисович решил оставить пост директора. Президиум СО АН удовлетворил его просьбу, и на пост директора пригласили доктора Ржанова А.В., который изменил название института, а сотрудникам ИРЭ предложил в течение года поменять тематику своих работ в направлении физики полупроводников. Я, как секретарь партбюро ИРЭ, высказал свое несогласие с этим решением. Воспользовавшись тем, что официально директором ИРЭ все еще был Румер Ю.Б., я подал заявление об уходе с работы. Юрий Борисович помог мне устроиться старшим преподавателем кафедры физики в НГМИ, где я защитил кандидатскую диссертацию и стал доцентом кафедры, проработав там до ухода на пенсию.

Работая рядом с Юрием Борисовичем Румером, я понял, насколько он был исключительной личностью. Характерной чертой его были целеустремленность, большая человечность, преданность своим научным идеям, мудрость во взаимоотношении с людьми и огромный оптимизм (optimismus grandrora), который помог ему преодолеть многие трудности в его непростой жизни. В своей дальнейшей жизни я всегда пытался следовать примеру моего большого друга - профессора Румера Юрия Борисовича.